Избегай того, что дают даром…

Взамен с тебя непременно возьмут что-то, что значительно ценнее денег. И не сейчас, а потом, когда ты обо всём забудешь. Возьмут то, о чём даже не догадываешься, что это и есть главная ценность. Как в той сказке, где купец даёт обещание отдать то, чего у него в доме не было, когда он его покидал. Приехав, купец узнаёт о родившемся у него ребёнке, а делать нечего, надо отдавать. И он плачет, укоряя себя в недальновидности.

Внезапное исполнение какого-либо конкретного желания очень сильно ломает жизнь. Спасение в одном: надо заказать нечто отвлечённое и великое.

Невидимые, не предполагаемые ценности прячутся и в настоящем, и в будущем.

Жаждущий дармового обогащения забывает, что имеет будущее. То есть он заранее отказывается от будущего, которое получилось бы из настоящего без волшебного вмешательства дармовщины. Он выбирает теперь только новое, изобильное будущее, смотрит на него только через призму сегодняшней удачи, свалившейся, как снег на голову. Без этого внезапного дара будущее не привлекательно, беречь его не хочется.

Нужно быть особо предусмотрительным и осторожным, чтобы не растранжирить то, о существовании чего ты не знал, что ещё только зарождается в настоящем. Надо всегда помнить, что есть многое в жизни, что не измеряется золотом и ценными бумагами, скрыто за банальностью и привычкой, что принимается автоматически и незаметно. И только будучи отнятыми, эти невидимые обстоятельства и вещи обретают истинные ценность и значение, и жить без них становится невозможно.

А мало ли на что положит глаз дармовщина? И что отнимет – близких, покой, дружбу, любовь, жизнь? Дармовщина даёт одно, а отнимает совсем другое. И отнимает лишь для того, чтобы стала понятной разница между тем, что человек получил и тем, чего он лишился. Хитроумный обмен дарового количества на кажущееся ненужным качество.
Человек болезненно мечтает об избытке.

Но всё, что слишком, обычно плохо.

До тех пор, пока прибыль остаётся в пределах меры, она не удовлетворяет ненасытного. Когда же прибыль переходит меру, она уничтожает ненасытного. «Горшочек, вари!» – в запальчивости готов крикнуть каждый. Но «Горшочек, не вари!» – не каждый вымолвит.

И не потому, что забыл заветные слова, просто язык жадины не поворачивается дать приказ остановиться рогу изобилия. Привыкший только брать патологически не способен отдавать.

Джафар утонул бы, если бы проницательный Насреддин не догадался крикнуть ему «Бери руку!» вместо «Давай руку!»

Управлять избытком умеет только умеренность.

Но как раз она и не мечтает об избытке.

Человека всегда поражает количество того, что он получил даром. За грудами богатства и власти он не замечает потери такой малости, как независимость и покой умеренности. Чем большим богатством он обладает, тем более им связан. Свобода скована необходимостью служить богатству. Безграничное богатство равноценно жестокому рабству. А умеренность – радость свободы, данная единицам.

По-настоящему счастлив тот, кто не догадывается о том, что он несчастлив.

Мы сочувствуем умалишённым, а они не понимают нашего сочувствия и безразличны к нему. Мы сочувствуем им, сравнивая себя с ними, мы ужасаемся пропасти между тем, что мы есть, и тем, чем могли бы быть. А они не сравнивают нас с собой, потому что самодостаточны. Они считают, что все люди одинаковы. А впрочем, они ничего не считают и пользуются только тем, что имеют. Область их желаний вмещается в область их возможностей, как у животных.

Но у всякого нормального человека область желаний многократно превосходит область возможностей. Чем лучше человек соображает, тем реальнее он оценивает эту разницу, но всё равно не может умерить размах желаний. Наиболее здравомыслящие люди в порыве платонической любви к желаниям называют их мечтами. Радуются тому, что имеют, и не желают большего. Но даже эти редкие счастливцы чего-то желают. Пусть скромно, но желают.

Все страдания человека произрастают из горестной паузы, залёгшей между желаниями и возможностями. Желание – первопричина всех страстей. Отними у человека желание, и даже трудно себе представить, что получится, что останется. Практически ничего не останется. И не о чем будет говорить. Собственно, желание иметь что-либо без усилий, просто так… даром! – первое желание желающего.

Желание горячо. Много сказок посвящено исполнению желаний.

Сказки всеми любимы, они позволяют без чрезмерных усилий достичь небывалого обычным людям. Сказка убедительно утешительна, не скрывает мораль, но и не навязывает её. Но есть чётко прослеживающаяся закономерность: исполнение желаний предлагается только в случае, когда главный герой некрасив, придурковат, ленив, труслив, – то есть ничего не способен получить от жизни из-за ущербных природных данных.

Сказка даёт ему шанс, поднимая на гребне волны золотую рыбку, или подбрасывая джина в медной лампе, или выращивая в палисаднике цветик-семицветик… А в это время красивый, сильный, умный и решительный герой добивается всего сам, хотя и при некотором сочувствии добрых сил.

Исполнение скольких желаний обещают сказки? Есть версии с исполнением одного, трёх, семи и множества желаний. Очевидна приверженность к нечётным цифрам.

Одно желание. Каким оно должно быть, чтобы внутри его исполнения не утерялось имеющееся, не возникло рабства перед прибывающим и существовала бы возможность избавления от всего, утратившего интерес и необходимость? Наиболее характерна «Сказка о золотой рыбке», которая наглядно показывает насколько бесполезно для человека исполнение одного желания.

Если каждое желание старухи рассматривать отдельно, то ни одно из них не способно удовлетворить не только её, но и любого.

Вообще если обратиться к сказкам, можно найти много интересного и поучительного касательно денег и богатства, над чем стоит задуматься. Сказка, собственно, полигон для проверки всяческих бытовых версий. Сказка о Золотой рыбке, казалось бы, вовсе не о богатстве. В ней объективно показано противостояние покупаемого и не покупаемого, и непреодолимая граница между ними. Высшая власть – власть духа, потому-то рыбка и золотая, она идеальна.

Высшая власть – власть над целым. Всеобъемлющая. Низшая власть – власть денег, власть над бесчисленным количеством единичного.

Главная ошибка человека, стремящегося к обогащению, в том, что он путает возможности той и другой власти. Он низшей власти приписывает возможности высшей. В сказке о Золотой рыбке всё дело как раз в этом. Очень важно, в какой последовательности и что просит у рыбки старик по наущению старухи: вещь, власть, неограниченное могущество.

Старуха сообразила, что бесконечно по мелочам просить невозможно, надо просить то, что является источником всего. Старуха оказалась умна и – чего проще – захотела стать властительницей властительницы. Она с третьей попытки попала в точку. Но она не знала, что действительно всем обладает только тот, кто духовно богат. Это богатство невидимо, эфемерно, его как бы и нет и для рационального человека.

Золотая рыбка – символ этого невидимого богатства, сомнительного с точки зрения рационального человека, но именно она обладает реальной властью над материальным богатством. И власть эта на самом деле заключается не в накоплении материального, а в пренебрежении к нему. Рыбке, обладающей безграничным могуществом, но попавшейся в сети старика, нужна была только свобода плавать в море.

Получив свободу, рыбка сразу обрела её, как целое и нерасчленимое, что обеспечило ей независимость и покой.

Нищему старику ничего не стоило дать рыбке то, что ей было нужно.

Старуха же, получив корыто, а потом ещё многое, что дала ей светская власть, получила не целое – всеобъемлющее богатство, – а лишь возможность увидеть сколь оно недостижимо. Что принесло ей тяжёлую неудовлетворённость.

Золотая рыбка расстроилась не из-за того, что кто-то захотел владычествовать непосредственно над ней, а из-за того, что материальное захотело владычествовать над духовным. Когда рыбка всё возвращает к исходному состоянию, она возвращает старику и старухе вечные истины, утраченные ими в пылу наживы: самое синее море и довольство тем, что есть. Старик и рыбка – два полюса одного и того же безмятежного состояния, основанного на обладании целым, и это ещё раз иллюстрирует постулат, что душевный покой и богатство существуют в разных системах измерения и независимы друг от друга.

Но мудрая сказка предупреждает, что каждое отдельно взятое желание имеет тенденцию быть последовательно усовершенствованным до универсального желания: владеть орудием исполнения желаний.

Множественность желаний, способных быть исполненными, неинтересна всеядностью и бесцельностью. Сказки иллюстрируют вопиющий произвол в просьбах, ничем не ограниченных. Сказки показывают, с каким упрямым и всегда запоздалым однообразием человек оценивает свои скоропалительные требования.

Поняв, что просьба могла быть значительнее, просящий раз за разом наращивает её размах… Не корыто, а изба! Не изба, а дворянство! Не серебряный дворец, а золотой! Не золотой, а алмазный! Дав человеку перебеситься, сказка останавливает его с помощью внешних обстоятельств, потому что сам по себе он остановиться не может. Оскорблённая рыбка всё отменяет, волшебную лампу выкрадывают или она ещё как-то пропадает без возврата. И пересыхает поток воплощённого бреда. И всё исчезает… Очень важно, что исчезает всё.

Множественность желаний, по сути, опять же вмещается в то единственное, к которому мучительно и неотвратимо приходит просящий: желание обладать орудием исполнения желаний.

Всякое желание, в конечном счёте, – это вопрос о власти.

Нечётность тройки и семёрки даёт шанс в ограниченном количестве желаний исправить первоначальные торопливые действия. Но семь желаний не показательны. А вот три желания – вершина, средоточие страстей, сжатых в три точные удара выбора при ошеломительной безмерности возможностей. Запредельный восторг удачи и неуёмный колотун нерешительности от сознания, что с каждым исполненным желанием реальная власть над миром убавляется, как минимум, на треть.

Три желания! Сказка издевательски щедра.

Человек ляпнет глупость – первое желание исполнено, ужаснётся своей глупости – второе желание исполнено, исправится – третье желание исполнено. Только третье желание – разумное и задушевное. Заветное желание. Фактически, три желания – это и есть одно желание, но выстраданное двумя первыми лихорадочными попытками. Третье желание – мудрость, тот созидательный вывод, который придурковатого героя делает задумчивым.
Дурака одно желание не научит, научат только три желания. Вот ненавязчивая мораль сказки.

В обыденной жизни, где никто не предлагает исполнить твои желания, хоть бы ты в узел завязался или спас чью-нибудь жизнь, желания надо учиться исполнять самому.

Некоторым это отчасти удается. И они бывают довольны. Но тот, кто не знает, чего хочет, всегда расстроен. Он хронически хандрит даже там, где так легко восстановить логическую цепочку: плохо – хорошо, плохо – хорошо… хочу пить – напьюсь, хочу есть – наемся… Но что он скажет, если лягушка, приятно взволнованная тем, что он не наступил на неё у болота, обратится к нему со словами: «Я исполню любые твои три желания! Давай, приказывай». А ведь в большинстве случаев как раз к ним, которые не знают, чего хотят, она и обращается.

Но что, интересно, попросит тот, кто знает, чего хочет? Ведь в первую очередь он твёрдо знает, что хочет очень много всего. Лягушка спрашивает, и человек понимает, что весьма проблематично вместить все свои страсти в какие-то жалкие три желания.
Как поставить мат за три хода?

Как за три хода замкнуть круг и выйти на исходную позицию без урона, но ещё и с наваром?

В бурном расплывчатом море низких и высоких устремлений, в калейдоскопе скачущих возможностей, в ситуации нажима, в лихорадке от необходимости решать быстро, человек никогда не скажет то, что на самом деле достойно быть исполненным. На это и рассчитывает хитрая лягушка, врываясь в судьбу героя внезапно и без предупреждения, и требуя мгновенного ответа.

Три желания!

Всего три?

Целых три.

Никогда не получается вразумительно объяснить, чего ты хочешь, даже если знаешь. И то прекрасное, что с человеком происходит случайно, всегда прекраснее того, что он мог бы себе пожелать.

Как уложить в три желания неограниченность свободы, неограниченность обладания, неограниченность существования, неограниченность власти, – которые к тому же должны всегда оставаться в распоряжении просителя, не быть конечными, не улетучиваться после того, как три желания будут исчерпаны? Чтобы тремя лихими росчерками всё отнять у Бога, но ничего ему не отдать, не потерять ни крупицы человеческого, – ни крошки на замусоленной кухонной скатерти, не говоря о новорождённом ребенке.

Надо бы основать Международный университет Трёх желаний, главная цель которого аккумулировать три глобальные желания человечества. Их следует держать наготове.

Ведь мы на пороге невероятного, чем чёрт не шутит. И хоть каждый здравомыслящий понимает, что рыбки и лягушки с волшебными свойствами водятся только в сказках, и ленится задумываться над этими проблемами, а всё равно следует, пусть просто так, как голую теорию, разработать три желания. Может, они пригодятся грядущим поколениям, у которых мы отнимаем воду, воздух и ресурсы, растранжиривая их направо и налево?

А может, грядущим поколениям смешно будет узнать о наших трёх желаниях. И всё-таки…

Университет узнает, в частности, чем три желания всего человечества отличаются от трёх желаний одного Ивана-дурака. И кто здесь более изобретателен и продуктивен.

Университет популярно растолкует, что дадут три желания человечества одному Ивану-дураку. А Иван-дурак популярно объяснит, почему три желания человечества ему не дадут ничего… Неопределимое, грозное, как бы и не существующее человечество, в конечном счёте, всё время беспокоится о будущем, тогда как реальный чумазый Иван-дурак озабочен насущным настоящим.

Главная головоломка трёх желаний в том, чтобы поймать в три сухие фразы возможность превратить три желания во множественность желаний. И эта возможность есть. Неспроста желаний – три. Есть, есть в этой троице потенциал, позволяющий раскрутить её так, чтобы внутри зародилось вращательное движение воспроизводства…

Какой-то круговой процесс… Вроде «У попа была собака…»

Мало кто не остановился мысленно перед этим загадочным текстом и не восхитился изяществу конструкции очередного вечного двигателя:

У попа была собака,
Он её любил,
Она съела кусок мяса,
Он её убил,
Убил и закопал,
И надпись написал, что
У попа была собака,
Он её любил,
Она съела кусок мяса…

В скромном «что» точка опоры рычага, при помощи которого раскручивается бесконечность. Вот поп… Если разобраться толком, то в непритязательном рассказе о нём уже сидит разгадка трёх желаний, но она сокрыта за недомолвками.

Поп чем-то обладал.

Поп что-то потерял по своей воле.

Далее можно с большой вероятностью предположить, что поп сожалеет о содеянном, потому что не поленился закопать убитую собаку и надпись написать. Но надпись написать, да такую длинную, можно только на могильном камне. Сломленный горем поп устроил собаке достойную могилу.

Раскаявшийся поп хотел бы вернуть то, чем обладал.

Но, следуя логике его надписи на могиле собаки, можно смело предположить, что в случае, если бы собака снова съела мясо, он бы снова её убил.

Поп хочет свободно распоряжаться тем, чем он обладает: удалять и возвращать.

В последнем заключении уже слышен тихий звон хорошо выношенного, но ещё не сформулированного чётко, желания: я хочу иметь то, что у меня есть, я хочу иметь возможность расстаться с тем, что у меня есть, я хочу иметь возможность вернуть то, что я имел и с чем расстался… чтобы любить то, что у меня есть, чтобы иметь возможность расстаться с тем, что у меня есть, чтобы иметь возможность вернуть то, с чем я расстался, чтобы у попа была собака, он её любил, она бы съела кусок мяса, он бы её убил, убил и закопал, и надпись написал, что у попа была собака…

«Хочу свободно распоряжаться тем, чем обладаю… – размышляет поп, косясь на лягушку, сидящую на могильном камне, но ничего ей пока не говоря. – Этим желанием я защищу всё, чем владею (и что владеет мной самим) во всей полноценности и нерушимости сложившихся связей».

Что ж, подобным рассуждением поп способен надёжно застраховать от потери свой привычный мир и заложить крепкий фундамент под два ещё не реализованных желания. Но в результате исполнения первого желания поп получит власть только над тем, что у него было на момент рокового вопроса. Следовательно, сразу за этим ему надо найти то самое «что», после которого статика добротного настоящего получит толчок к вращательному движению в будущее, способному стянуть в свою непомерную воронку всю множественность желаний.

Взволнованный поп чувствует, что первым выстрелом он попадает в десятку. Не промахнуться бы и выстрелить так же точно при следующих попытках. В горячей голове скачут желания, на языке слова, но поп крепко стиснул губы, чтобы ни одно не вырвалось раньше, чем будет найден единственно верный ход. «Я хочу иметь возможность приумножать что-либо из того, что у меня есть… Я хочу иметь возможность получить то, что хочу… Всё не то, близко, но не то… Правильно только «иметь возможность», – в отчаянии думает поп. А лягушка не торопит, но открыто демонстрирует досаду, раздражённо постукивая лапой по могильному камню и в сотый раз перечитывая надпись:

У попа была собака,
Он её любил.
Она съела кусок мяса,
Он её убил,
Убил и закопал,
И надпись написал, что
У попа была собака…

На самом деле, у человека есть практически всё, пусть хотя бы в зародышевом количестве и качестве, но есть. У человека есть весь мир, потому что сам человек находится в этом мире. Никто не может сказать, что у человека нет мира только потому, что он не командует им, а лишь пребывает в нём.

Что в таком случае представляет собой обладание? Можно чем-то владеть в прямом смысле, – то есть свободно распоряжаться неким объектом. Можно чем-то владеть только потому, что оно само тобой владеет, и ты не можешь выпасть из этой связки, являясь её неотъемлемой частью. Это тоже обладание. Если ты от чего-то не можешь избавиться, это означает, что ты этим владеешь так же, как оно владеет тобой. Если ты являешься предметом обладания, то твой обладатель – существо это или явление – в той же степени зависим от тебя.

Причастность человека к тысячам процессов и событий делает их зависимыми от него. И закономерно делает их его принадлежностью. Вселенная – такое же приложение к человеку, как и к муравью или амёбе. Всё, о чём человек знает, что ощущает, о чём даже не знает, но что существует в поле его жизнедеятельности, всё – приложение к человеку. Даже сам Бог.

И не человек по образу Бога, а Бог по образу человека, потому что иного Бога человек не способен был бы воспринимать, признавать и почитать. Никто не знает, каким был Бог до сотворения человека. Таким, каким мы его себе представляем, он стал после сотворения человека. Мало ли, каким он хотел видеть человека, возможно, совсем не таким, каким человек у него получился, – творческий процесс непредсказуем.

До сотворения человека Бог мог быть любым. После сотворения он должен был умерить энтузиазм в поиске своего образа, чтобы человек был уверен в родстве с Создателем и не заподозрил, что на самом деле он подкидыш, произошедший от обезьяны.

И тогда кто из них Бог? И тогда кто от кого зависит? Вообще кто кем обладает? Если признать своим желанием: иметь то, чем владею, – то получается, что непререкаемым властелином мира и самого Бога становится человек.

В трёх желаниях резонирует извечная триада жизни и мироздания: настоящее, прошлое и будущее: я хочу, чтобы всё утраченное можно было вернуть, я хочу, чтобы всё было, я хочу, чтобы всё могло быть… «Нет! Нет! Я не произносил этого! – кричит поп лягушке, насмешливо наблюдающей за ним. – Я только размышлял об этом». – Он умоляюще смотрит на лягушку. Она ворчит: «Давай, давай быстрее свои три желания, меня детушки заждались».

В последнем рассуждении попа есть хороший импульс для круговорота, который обеспечивает свободу внутри того, что уже имеется. Но сюда надо ещё внести нечто, что позволило бы приумножать имеющееся. Надо заложить в круговорот возможность выхватывать из окружения или из своих фантазий что-либо, чего нет в настоящем, что по каким-либо причинам утрачено или вообще не существовало. Кроме возможности приумножения учесть возможность присоединения!

Вот они, три желания попа:

Первое желание – обеспечить сохранность имеющегося в полном объёме существ, вещей и явлений. Вроде бы этим желанием ничего не изменяется в лучшую сторону, но дальновидный поп понимает, что вносить изменения можно только в будущее, настоящее же надо хранить, как абсолютную исходную точку опоры, на которую обопрётся тот самый рычаг.
Второе желание – обеспечить полную свободу оперировать с имеющимся: освобождаться по своему разумению от того, что уже не нужно, приумножать то, чего недостаточно. Поп распространил свою тотальную волю на то, что раньше было ему подвластно только отчасти. Фактически, этим желанием он однозначно возвышается над всем, чему раньше принадлежал сам. Он получает неограниченную власть над настоящим, которая позволяет ему смело формировать будущее по своей прихоти. Поп захватил будущее.
Третье желание – обеспечить возможность присоединять к имеющемуся утраченное или не имевшееся ранее.

Всё. Поп захватил власть над прошлым.

Стремительно вращающийся круг страстей замкнулся.

Тремя строго сформулированными тезисами, произнесёнными один за другим потрясённой лягушке, умный поп стал властителем времени и определил политику своей жизни, благоразумно не позарившись на конкретное и вещественное, столь соблазнительное для Ивана-дурака. Теперь же, перейдя в новое жизненное устройство, поп может начать попросту желать без ограничений.

Три желания дали ему в руки неограниченную власть, но внутри неё остаётся заповедный остров, на который нельзя посягать ни при каких обстоятельствах, – этика отношений с лягушкой, предложившей выполнить три желания и честно выполнившей их.

Есть трогательная шаткость в позиции лягушки, дающей человеку власть надо всем и в том числе над самой собой. Тот, кто предлагает исполнить три желания, на что он рассчитывает? Ведь среди желаний может быть это самое, которое благодетеля сделает рабом. И где предел желаний? И есть ли он? Ведь благодетель не ставит ограничений. Это озадачивает. Почему лягушка не делает оговорку в предложении о трех желаниях, почему сразу не заявляет: «Только эту дверь ни в коем случае не открывай»? Или она знает, что предостережение не будет услышано? Или это та последняя ловушка, куда непременно попадется неумеренно желающий, обезумевший от открывшихся возможностей? То непременное условие, которое негласно позволяет лягушке нарушить первоначальный договор?! Жадина попадает в тщательно скрытую волчью яму, и блин земли, спасённый от произвола, шлёпается на своих трёх китов.

Блин! Вот почему, когда старуха захотела, чтобы Золотая рыбка была у неё на посылках, Золотая рыбка отказалась выполнять это желание и заодно аннулировала результаты всех предыдущих! Мы не знаем, однако, отняла ли рыбка у старухи и старика память о встрече с ней самой и о благах, которыми они временно пользовались? Это было бы благородно с её стороны. Хоть в сказке ничего такого не сказано, но кажется, что рыбка как раз так и поступила, щадя стариков.

Однако Золотая рыбка и не обещала исполнять все желания, она предложила исполнить одно в обмен на свободу. Старик ведь один раз поймал её и выпустил, значит, и благодарность предполагалась одноразовая. Все последующие желания и их исполнения шли против уговора. Рыбка имела полное право рассердиться и не выполнять другие желания, или сразу наказать старика и старуху. Но она отменила исполненное только тогда, когда алчная старуха посягнула на неё самоё.

Всякое одаряющее существо одаряет в благодарность за пощажённую человеком свою или своих детёнышей жизнь и свободу. Парадоксально, что желающий, используя право желать, стремиться отнять как раз то, за что ему обещана награда в виде трёх желаний.

А поставить себя на место рыбки. Например, сам кому-то говоришь: «Я исполню любые твои три желания». Надо иметь незаурядную смелость сказать эти слова. Но человек не столь благороден, как рыбки или лягушки. Он отлично понимает, что таким предложением поставит себя в зависимое положение.

Может, он и предложит кому-то исполнить любые три желания, но обязательно оговорит некоторые условия, призванные защитить его благой порыв от корыстного произвола одаряемого.

Как застраховать себя от посягательств вознаграждаемого? Что защитить?! Какая ценность наиболее ценна, когда любая из них и все вместе по твоей собственной воле ставятся под угрозу? Как сформулировать оговорку в предложении исполнить любые три желания? Без этого быть тебе джином в лампе, висящей на поясе неукротимого Ивана-дурака.

Вот что чувствует печальная рыбка, когда делает своё предложение. А может, она обязана сделать его? Мало ли какие складываются обстоятельства в жизни волшебных Золотых рыбок.

А иногда случается, люди обращаются так: «Будь другом, сделай… Только сначала пообещай мне, что сделаешь». И сразу возникает опасение за свой покой, который кто-то хочет коварно нарушить просьбой, предварительно заручившись согласием. В просьбе подвох и манипулирование дружескими чувствами. Очевидно, просьба такова, что ты непременно бы отказался. Но с предуведомлением…

Или: «Открой рот, закрой глаза, будет вкусная еда».

О, миг предсмертного ужаса, опасение получить в рот лягушку!

Открой рот, закрой глаза, и я исполню любые твои три желания…

Поп оказался умным. Он с честью вышел из всех каверз с тремя желаниями, не посягнув при этом на достоинство лягушки. Здесь лягушка прокололась, попав не на трусливого дурака, а на решительного умного.

Дурак рассуждает проще хотя бы потому, что никогда не сомневается. Он едет в троллейбусе и громко рассказывает приятелю о том, как построил теперь свою жизнь. «Я беру от жизни всё!».

Пассажиры с интересом оглядываются. Не часто выпадает ехать в троллейбусе с человеком, которому доступно в жизни всё. Каждый по-своему представит себе всё то, что сам мог бы взять от жизни, сложись обстоятельства благоприятно, а потом достаточно точно представит себе всё то, что берёт от жизни громогласный дурак.

Ошибочно говорить: «Я беру от жизни всё», – подбирая рясу, мягко увещевает дурака поп, выходя из троллейбуса у метро.

Надо говорить: «Я беру от жизни всё, что могу взять», – «Сам дурак!» – не колеблясь, отвечает дурак.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>